Страж, зная о царском приказе, без лишних слов повел старика и пред царские очи представил. Глянул царь на старика и спрашивает:

 ‒ Чего тебе, старик, надобно?

 ‒ Здравия желаю, пресветлый и могучий царь-государь! Прослышал мой сын, что есть у тебя дочка на выданье и послал меня к твоему царскому величеству просватать ее!.. И еще он сказал, что берется мост построить...

 ‒ Что ж, старик, пусть построит, коли может. Дочку и полцарства ему отдам... А коли не построит... Слышал, наверное, как я с другими женихами расправился? А они ведь породовитее твоего сына! Коли подходят тебе мои условия, ступай, приведи его. А нет ‒ убирайся отсюда и выкинь дурь из головы!..

 Выслушал старик царя, земной поклон отвесил, вышел из дворца и побрел восвояси. Придя домой, пересказал сыну слово царское. Обрадовался поросенок, стал по хижине скакать, под лавки нырять, миски-плошки ронять. Потом стал старика торопить:

 ‒ Идем скорее, батюшка! Покажешь меня царю!

Заохала старуха, запричитала:

 ‒ Видать, не будет мне счастья на этом свете! Кормила сыночка, растила, от всех бед оберегала, а ныне, чует сердце, потеряю его!.. Так плакала, что даже обморок с ней от горя приключился. Надел старик кушму (молдавскую смушковую шапку), на самые уши нахлобучил, посох взял, за дверь вышел и позвал:

 ‒ Айда, сынок! Приведем твоей матушке невестку! Поросенок на радостях еще разок подо все лавки поднырнул и за стариком припустился. Бежит, повизгивает, рылом в землю тычется, как и положено свинячьему отпрыску. Так и подошли они к воротам дворца царского. Увидели их стражи, переглянулись между собой, засмеялись.

 ‒ Это кто же с тобой, старик? ‒ спросил один из стражей.

 ‒ А это ‒ мой сын. Тот самый, что взялся мост для царя соорудить.

 ‒ Господь с тобой, старик! ‒ вступил в разговор другой страж.

 ‒ Либо умом бог тебя обидел, либо жизнь тебе надоела!

 ‒ Что кому на роду написано, то и сбудется. Двум смертям не бывать ‒ одной не миновать...

 ‒ А ты, старик, видать, смерть свою днем с огнем ищешь!

 ‒ А тебе какое дело? ‒ рассердился старик. ‒ Ступай-ка лучше да поведай царю, что мы пришли!

Снова переглянулись стражи, плечами пожали. Один из них к царю поспешил, оповестить, что, дескать, сват пришел, жениха привел... Призвал их царь пред свои очи. Как вошли они в палаты царские, поклонился старик земным поклоном и скромненько у двери встал. А поросенок по коврам забегал, захрюкал, все углы обнюхал. При виде такого невежества и смешно царю стало, и зло его разобрало.

 ‒ Ты, старче, ‒ говорит, ‒ когда к нам прошлый раз приходил, вроде в своем уме был. А теперь что тебе в голову взбрело? Поросенка с собой приволочь!.. Это кто ж тебя подучил над нами, над самим царем шутки шутить?!

 ‒ Упаси господь, ваше царское величество! И в мыслях у меня, старика, такого не было! Это, прощения прошу, сынок мой. Я тебе про него говорил, пресветлый царь. Он, ежели помнить изволишь, меня к твоему царскому величеству сватом посылал!

 ‒ Неужто он мне мост построит?!

 ‒ А в этом мы, ваше царское величество, на бога надеемся!

 ‒ Так вот тебе мой сказ забирай своего свиненка и ступай вон! И ежели завтра к утру мост готов не будет ‒ смотри, старик! Голова твоя там будет, где теперь пятки обретаются!.. Понял?!

 ‒ Бог всевышний милостив, царь-государь! А уж коли мы царскую твою волю выполним, в чем не моги сомневаться, присылай царевну к нам домой! С этими словами поклонился старик царю, как обычай велит, поросенка забрал и отправился восвояси. А следом ‒ солдаты. Им царь приказал стеречь старика до завтра да выведать, что он за птица за такая, потому как неслыханная старикова дерзость много пересудов вызвала, и во дворце, и в округе много было смеха. К вечеру добрались старик с поросенком до своей хаты.

Старуху в дрожь от страха бросило.

 ‒ Ох, горе мне! ‒ запричитала она. ‒ Что за напасть ты в наш дом привел, старый?.. Солдат мне только не хватало!...

 ‒ Не тебе, старая, говорить, не мне слушать! Это ‒ твоих рук дело! В твою дурную голову пришло, чтобы я по оврагам пошел, тебе приемыша нашел! А теперь сам вон, в какой переплет попал! Солдат-то не я привел ‒ они меня! И голове моей, видать, суждено завтра утром с плеч слететь!..

А поросенок знай себе по хате шастает, углы обнюхивает, ищет чего бы съесть. И никакого-то ему дела нет до беды, что он на старика навлек. Бранились старик со старухой, бранились, потом угомонились да спать легли. Тогда поросенок потихонечку-полегонечку на лавку забрался, бычий пузырь из окошка пятачком выдавил, пятачок свой наружу выставил и вдруг ‒ как дыхнёт из обеих ноздрей сразу! Два огромных клуба огня вырвались из хижины и понеслись прямо к палатам царским! В тот же миг мост был готов ‒ точь-в-точь такой, как царь велел! А убогая хижина тут же во дворец превратилась ‒ краше царского! Пробудились старик со старухой, а на них одеяния царские, парчовые. А в палатах полно добра всякого ‒ все тут есть, что только есть на свете! Поросенок по коврам мягким катается, нежится, забавляется! А в это время ‒ шум и гам по всему царству, толки да пересуды! Сам царь и все его советники при виде дива-дивного перепугались до нельзя! Опасаясь, как бы беды, какой не приключилось, собрал царь совет, порешил выдать дочь за старикова сына и послать ее к жениху немедля. Ибо хоть и был царь царем, но и он, как все другие, ничего кроме страха сейчас не испытывал! Свадьбу справлять не стали ‒ с кем справлять-то? Привезли царевну к жениху. Очень ей палаты по вкусу пришлись и свекор со свекровью. А когда вышел к ней жених, она так и застыла на месте! Но немного спустя, пожала плечами и говорит сама себе:

 ‒ Ежели это угодно батюшке с матушкой и господу богу ‒ пусть так и будет! И принялась хозяйничать на новом месте. Днем поросенок шастал, по своей привычке, повсюду, углы обнюхивал, а как только свечереет, ‒ из шкуры своей вылезал и оборачивался раскрасавцем-царевичем! Прошло совсем немного времени, привязалась к нему царевна и не скучала уже, как прежде. Неделя пролетела, другая ‒ соскучилась царевна по своим родным и отправилась к ним в гости. Мужа дома оставила ‒ не показывать же его людям!.. Царь с царицей едва завидели дочку ‒ великою радостью обрадовались. Стали о молодом муже расспрашивать, о житье в чужом доме. Она что знала ‒ рассказала.

 ‒ Смотри, доченька, ‒ говорит царь, ‒ как бы тебя черт не дернул глупость, какую выкинуть! Большая может беда приключиться. Чует мое сердце ‒ муж твой могуществом обладает неимоверным, разуму нашему недоступным, ибо творит такое, что превыше сил человеческих!.. Потом обе царицы ‒ молодая и старая ‒ в сад гулять пошли. И тут царица-мать совсем другой совет дала дочке:

 ‒ Что за жизнь у тебя, доченька, коли ты с мужем не можешь на люди показаться? Вот что я тебе скажу: выбери время подходящее, когда печь хорошо разгорится, а муж твой уснет крепко, возьми шкуру поросячью и кинь в огонь, чтобы дотла сгорела. Вот он и избавится от шкуры!

 ‒ Хорошо ты придумала, матушка! Как же я сама не догадалась?.. Вернулась царевна к вечеру домой из гостей, велела большой огонь в печи развести, а когда муж заснул, взяла его шкуру и в огонь бросила. Затрещала щетина, свернулась шкура, как шкварки на сковороде сворачиваются, и в пепел обратилась... Такой тут смрад по дворцу пошел, что муж царевнин тут же проснулся, охваченный страхом, вскочил на ноги и в тоске к печке бросился.

Увидел, какая случилась беда, заплакал и говорит:

 ‒ Глупая ты, глупая! Что наделала?! Коли тебя кто подучил ‒ зло тебе причинил, а коли сама до такого додумалась ‒ большую беду нажила на свою голову!..

В тот же миг железный обруч туго-натуго перепоясал ее стан, а муж сказал ей:

 ‒ Сей обруч только тогда спадет с тебя, когда коснусь я стана твоего моей десницей, и лишь тогда сможешь ты разродиться младенцем, коего носишь! За то тебе наказание такое, что послушалась ты дурного совета, стариков моих несчастными сделала, на меня беду навлекла, да и на себя тоже! Коли появится когда-либо нужда во мне, знай ‒ зовут меня Фэт-Фрумос, а искать меня надобно в Ладан-монастыре! Едва договорил Фэт-Фрумос ‒ страшный вихрь поднялся, налетел смерч, и унес его с глаз долой. В тот же миг исчез мост волшебный, словно его никогда и не было, а дворец, где старики с молодухой остались, со всеми богатствами, что были в нем, снова стал хатой-развалюхой, как и раньше. Увидев, какая беда стряслась, глянули старики на сноху, заплакали, стали ее бранить-корить, гнать из дома на все четыре стороны ‒ не можем мы теперь, мол, тебя при себе держать... Помертвела царевна от горя да обиды, но что ей делать было? К отцу-матери возвращаться? Гнева отцовского боялась она да хулы людской. Тут оставаться? Жить ей не на что, да старики попреками замучают. И решилась она пойти по белу свету мужа искать. А решившись, пошла, сама не зная куда, на помощь господню уповая. Шла она шла, все дальше, шла целый год по пустыням бесплодным, набрела на место дикое, неведомое и увидела перед собой хижину покосившуюся, седым мохом поросшую. Многие века-столетия над той хижиной пролетели... Постучала царевна в ворота, старушечий голос услышала:

 ‒ Кто там?

 ‒ Странница. Заблудилась я...

 ‒ Коли с добром пришла ‒ проходи в келейку. Коли со злом ‒ ступай себе мимо. Есть у меня Пес-стальные зубы. Спущу его ‒ в клочья порвет!

 ‒ С добром я, бабусенька!